Иоанн Вишенский

Иван Франко

Новые данные для оценки его литературной и общественной деятельности

Иоанн Вишенский принадлежит, бесспорно, к самым оригинальным явлениям южнорусской литературы. Приверженец консервативных и аскетических воззрений в делах религии и общественности, он вместе с тем является в литературе самым ярким представителем эпохи Возрождения со стороны языка, формы и духа своих сочинений. Строгий аскет, «сват, муж и зело любяй бессловѣіе» [Зоря галицкая яко альбум на год 1860, Львов, стр. 234], он вместе с тем является горячим пропагандистом вроде какого-нибудь Гуттена, бросает в народ свои пламенные послания, обращаясь к грамотной и неграмотной массе на языке, для нее почти совсем понятном, сильном и энергическом.

Заклятый ворог всяких «хитрых диалектических силлоизм» и всей мирской премудрости, он вместе с тем очень искусно пользуется всеми уловками риторического искусства и создает стиль настолько богатый, разнообразный и цветистый, что в нашей древней литературе он уступает разве одному «Слову о полку Игореве» по пластичности и индивидуальной выразительности. Едва ли не первый в южнорусской литературе он пускает в ход обоюдоострое оружие юмора и иронии и пользуется им с замечательной ловкостью. Строгий порицатель мирской жизни и соблазнов, он вместе с тем очень тонко знает эту жизнь до малейших ее изгибов, знает не по слухам и не по книгам, но, очевидно, по собственному опыту, ибо не даром же он называет себя голяком-странником, извлекшимся с хитро сплетенных сетей диавола, не даром объявляет в «Краткословном ответе»: «И я некогда в той пробе был» [С. Голубев, Петр Могила, т. 1, стр. 114].

Строгий поклонник древнеиерархического устройства общественной жизни, не видящий спасения вне церкви и мудрости вне священного писания, он вместе с тем должен был в своих посланиях призывать в помощь простой народ, «хлопов, простых шевцов, седелников и кожемяков» против попов, епископов и митрополитов для поддержания православной церкви, значит, должен был подымать пасомых против пастырей, искать опоры в такой организации, какой были церковные братства, организации, пропитанной западноевропейским реформационным духом.

Жизнь поставила его на рубеже двух миров, двух исторических течений, в самый центр возгорающейся между ними борьбы. С одной стороны, православие, тесно сплоченное с византийским мировоззрением, византийскою косностью и неподвижностью, с другой стороны, врывающиеся с запада струи гуманизма, подтачивающего весь древний строй жизни и расшатывающего древние верования. Что борьба этих мировых течений должна была отразиться в душе самого Иоанна Вишенского, человека горячего, энергического, честного и неустрашимого, прежде чем он решился бесповоротно идти в том или другом направлении, это было бы само собой понятно, даже ежели бы мы не имели в его собственных прямых словах указаний на такой душевный перелом.

Страстно любя свой народ и с ужасом замечая, как новое, западное течение отчуждает целые семьи, целые слои от русского народа, он порешил, что для Руси только одно спасение – совершенно замкнуться от всех посторонних влияний, отказаться от мирских наук, просвещения, литературы, культуры и углубиться в одно только священное писание да в чтение и изучение книг церковных. Конечно, сделать это было невозможно, как невозможно повернуть вспять колесо истории, – и Иоанн Вишенский был смят и забыт в последующее затем бурное время. То, против чего он так ревностно ратовал – западная премудрость, риторика и диалектика с Платонами и Аристотелями, – положено было впоследствии во главу нового православного просвещения. То, что он считал наиболее враждебным Руси и православию, употреблено было Могилой, Барановичем, Галятовским и другими как мощное оружие в защиту православия, создало целую русскую литературу, отражавшую в себе кровные интересы южнорусского населения и поддерживавшую в этом населении дух прогресса и развития.

Идеал Иоанна Вишенского был забыт и заброшен, но метод его действия был принят и развивался с большей или меньшей последовательностью. Южнорусские писатели XVII стол, все обращаются к массам, ищут опоры в братствах, стараются писать языком тех кругов, к которым говорят, а именно языком славянским, перемешанным с малорусским и польским, когда обращаются к духовенству или начитанному в книгах церковных мещанству, языком почти чисто малорусским, когда говорят к простому народу, и языком польским, когда говорят к ополяченной шляхте. Иоанн Вишенский был велик и плодотворен не в силу своих аскетических и византийских идеалов, но в силу формы своих сочинений и метода религиозной пропаганды.

Вот почему мне кажется совсем не удивительным, что имя его было уже во второй половине XVII ст. почти совершенно забыто, что сочинения его не печатались и разбросанные пролежали под спудом в пыли монастырских библиотек даже до наших дней или даже совсем пропали. Это были пламенные полемические памфлеты, рассчитанные на непосредственное действие. Аргументы, выдвинутые им в защиту православия, не отличались ни новизной, ни глубиной; иногда он даже и не трудился над изысканием надлежащих аргументов, но вместо того бросал в народ меткое слово, кличку, пластическую шутку или параболу, хорошо зная, что такое оружие на простые умы почти всегда действует сильнее и убедительнее, чем самые тонкие богословские резоны. Все это для последующих поколений было недостаточным; с точки зрения схоластической учености послания Иоанна Вишенского были не более, как блестящие импровизации, но не ученые трактаты, какие были нужны. Вот почему сочинения эти не цитировались и автор их был забыт.

Вдобавок нужно заметить, что и сам Иоанн Вишенский почти ничего не сделал для упрочения за своими сочинениями того места в литературе, какое им принадлежало. Отправив какое-нибудь из своих посланий на Русь, он, кажется, более не заботился об его судьбе. Рукопись, из которой я извлек нижеследующее его сочинение, есть единственное свидетельство того, что одно время он думал о собрании своих сочинений в одну книжку, не заботясь, однако, об ее напечатании и рассчитывая только на ее рукописное распространение.

Из интересной монографии проф. Сумцова об Иоанне Вишенском (Каневская] стар[ина], 1885, апрель) читатели могли убедиться, как мало, собственно, мы знаем о жизни и личности знаменитого полемиста. Мы не знаем даже его мирского имени и фамилии, так как имя Иоанн было, очевидно, его монашеским именем, а фамилии своей он никогда не называл. Из того, что он подписывался Мних Иоанн из Вишни, мы можем разве догадываться, что местом его рождения был городок Судова Вишня, лежащий в Галиции близ Львова. Городок этот был обыкновенным сборным пунктом для сеймиков воеводства русского. Весь фактический материал о его жизни и значении исчерпывается двумя беглыми замечаниями Игнатия из Любарова в составленной им биографии Иова Княгиницкого о двукратном пребывании Иоанна в нынешней Галиции, на Покутьи (Коломыйский округ) да постановлением собора киевского 1622 года, который определил:

Послать на Афонскую гору, вызвать и привести преподобных мужей русских, в том числе блаженных Киприана и Иоанна, прозванием Вишенского, и прочих там находящихся, процветающих жизнию и богословием.

Из этого постановления видно разве то одно, что Иоанн Вишенский в этом году был еще в живых. Кроме этой единственной хронологической даты, проф. Сумцов даже не пытался хронологически определять какие-либо другие подробности.

Из сочинений Иоанна Вишенского до появления монографии проф. Сумцова известных было только четыре «Послания», напечатанных в 1865 г. во втором томе «Актов, относящихся к Южной и Западной России». Проф. Сумцову принадлежит заслуга, что он отстоял для Иоанна Вишенского также «Зачапку мудраго латинника с глупым русином», напечатанную в приложении к первому тому монографии С. Голубева «Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники». Какую-нибудь хронологическую последовательность в этих сочинениях проф. Сумцов не пытался установить. Кроме того, он привел свидетельство архиепископа Филарета о двух до сих пор не напечатанных сочинениях Вишенского, а именно: 1) «Наставление в благочестии старице Домникии» и 2) «Позорище мысленное». Кроме того, в конце предисловия к «Зачапке» Вишенский упоминает еще о трех своих сочинениях, посланных им с Афонской горы на Русь, а именно: 3) «Древо, зовомое разумное, философия не поганскаго учителя Аристотеля, але православних Петра и Павла», 4) «Церковца, в которой о учтивости оной коротким письмом изображено есть» и 5) «Маленькая песенка церковная».

Мне посчастливилось найти на выставке, устроенной львовским Ставропигийским институтом в воспоминание 900-летней годовщины крещения Руси и только на днях закрытой, значительный отрывок рукописного собрания сочинений Иоанна Вишенского. Отрывок этот содержит: 1) краткое предисловие, которое оканчивается стихотворением, 2) оглавление всего, что содержал в себе сборник, а именно перечень десяти сочинений, из коих пять (или шесть) были до сих пор известны, одно печатается мною в приложении к этой статье, а три остаются пока неизвестными, и, быть может, совсем затерялись. В самом сборнике мы находим дальше: 3) «О чину прочитання сего писания», небольшую, но крайне интересную статейку.

Она интересна по своему содержанию, а также и потому, что почти буквально (кроме ошибок в переписывании и прочтении)! находится как послесловие к второму полемическому сочинению «Краткословный ответ Феодула, в святей афонстей горе скитствующаго» и проч., извлеченному С. Голубевым вместе с «Зачапкой» из одного рукописного сборника и напечатанному в приложениях к первому тому его монографии о Петре Могиле. Таким образом, мы имеем несомненное доказательство, что «Краткословный ответ Феодула» принадлежит Иоанну Вишенскому. Дальше следует маленькая статейка: 4) «Ко прочитателю на едне сего писаня», после которой идут поименованные в оглавлении сочинения, а именно: 5) «Обличение диавола миродержца»; 6) «Писание до князя Василия Острожскаго», напечатанное в Актах Ю[жной] и З[ападной] России вместе с поименованной в нашем оглавлении под № 3 «Порадой»; в нашем сборнике оба эти сочинения составляют как будто одно целое; 7) «Писание до всех обще в лядской земле живящих», напечатанное в Актах Ю. и З. России, и 8) значительный отрывок «Писания к утекшим от православное веры епископом».

Ежели мы названное в нашем оглавлении под № 8 сочинение «Загадка философом латинским» отождествим с «Зачапкой», которую и сам автор в заглавии называет тоже гаданием или беседой, в тексте же (стр. 79) прямо называет загадкой («Конец загадце и ответа мудраго с глупым»), то останутся еще три там поименованные и до сих пор не известные сочинения нашего автора, а именно: 9) «О еретиках», 10) «След краткий» и 11) «Новина». Ежели присовокупить к этому списку еще пять выше поименованных и до сих пор не известных сочинений, то увидим, что число всех сочинений, написанных нашим автором, о которых мы имеем известия, простирается до шестнадцати, из коих ровно половина до сих пор приведена в общественную известность.

На основании этих сочинений мы можем с приблизительной точностью определить еще несколько моментов из жизни Иоанна Вишенского.

Прежде всего, «Краткословный ответ» дает нам одну ценную автобиографическую подробность. Говоря о лжи и прелести латинян, автор рассказывает:

И я некогда в той пробе был и сам своим слухом латинскаго оратора сведчил… Латинский оратор, достоинством сана мистр, имел дружбу со мною в Луцку и не утаил телесное пожадливосте предо мною, которого звитяжец был, а то, как блуда от цнотливые девицы прагнул и не мог повабками того себе зъеднати… речьми сладкими и беседами прельстил девицу и тем словесным похлебством цноту девицы украл (Голубев, Приложение, 114 – 115).

Здесь мы имеем прямое указание на то, что Иоанн Вишенский до написания этого сочинения долгое время жил в Луцке, где пользовался дружбою и очень коротким знакомством какого-то знатного лица из числа латинского духовенства. Можно сомневаться, чтобы это могло случиться после его пострижения в монахи и после того, как мысль его приняла известное, решительно аскетическое и латинству враждебное направление. По всей вероятности, мы имеем дело с фактом, происшедшим еще в то время, когда писатель наш был мирским человеком и молодым. Как нужно понимать слова: «И я некогда в той пробе был», – говорит ли здесь Иоанн Вишенский об искушениях, какие представляла ему похоть людская (что менее вероятно), или же о тех искушениях, в какие вводили его красноречивые и льстивые латинские ораторы, – того решить не берусь. Быть может даже, что факт обесчещения девушки знатным латинским ксендзом и его другом произвел на нашего писателя сильное впечатление и дал его мыслям решительный толчок в направлении к аскетизму.

О пребывании Иоанна Вишенского в Луцке мы имеем еще другие свидетельства в его сочинениях. Так, в своем «Писании к утекшим от православное веры епископом» он обращается к Кириллу Терлецкому, епископу луцкому, с следующими словами:

Пощупайся толко в лысую головку, ксенже бискупе луцкий, колко еси за своего священства живых мертво к богу послал, одних секаною, других водотопленою, третих огнепалною смертию от сея жизни изгнал?… Вспомяни и Филипа маляра многопеняжного. Камо тые румяные золотые по его невольном отходе осталися, и в чием ныне везеню сидят? (Акты Ю. и З. России, стр. 320).

Как видим из этого обращения, мних афонский хорошо знал Терлецкого и всю его подноготную. Не менее хорошо он знал и второго коновода Берестейской унии Дионисия Збируйского, епископа холмско-го, о котором в том же послании говорит: «Также холмский, коли в Луцку жил, Сексоном и Майдебурским правом свое черево кормил» (Акты, стр. 231). Значит, Иоанн Вишенский знал Збируйского тоже в Луцке, когда тот занимался в том городе судебной практикой.

В посланник князю Василию К. Острожскому мы имеем намеки на то, что Иоанн Вишенский бывал в Остроге (что очень естественно ввиду его долгого пребывания в недалеком Луцке), Жидичине и др. местах Волыни и Подолии. В Остроге он видал народный обычай класть пироги и яйца на гробах покойников, в Жидичине же его возмутили праздничные ярмарки (Акты, стр. 223). Что автор наш имел обыкновение в посланиях своих специально упоминать места, в которых сам побывал, на это мы имеем доказательство в предисловии «Зачапки», которую он адресует

Благочестивым и православным христианом малое Росии, братству лвовскому и виленскому, таже всем подгорским обывателем, гражданом и началствующим в своих державах рода шляхецкого и повсюду обще, Покуту и Волыню и проч. (Голубев, Приложение, стр. 67).

Как увидим ниже, «Зачапка» писана была после пребывания автора в галицком Подгорье и Покутьи, о котором он в прежних своих сочинениях не упоминал.

Из его монашеской жизни мы можем хронологически определить одну дату. В житии Иова Княгиницкого (Зоря гал[ицкая], стр. 233) читаем, что князь Василий Острожский запросил Иова в Дермань и поручил ему устройство дерманского монастыря и типографии.

И многим тамо (Иов) на успех бысть, труждахся, помогая в духовных же и телесных и в друкарни; тогда охтаи друковаху. По сем возвратися в свою обитель до Угорник и в той час отец Иоан Вишенский друг его от святые горы прийде и пожив с ними неколико время.

Октоих дерманский издан был в 1604 году, поэтому можно полагать, что путешествие Иоанна с Афонской горы в Угорники случилось около 1605 года.

В Угорниках (теперь небольшая деревня близ местечка Отынии, Коломыйского округа) Иоанн пробыл в первый раз недолго – «неколико время». Куда направился он из Угорник, житие не говорит, упоминает только о совещании Иоанна с Иовом Княгиницким о пустынножительстве («потом оба совещавшися, жесточайшаго, безмолвнаго жития желающе») и об удалении Иова в горы. Кажется, что Иоанн остался еще некоторое время в Угорниках, на то намекает известие того же жития, что Иов, удаляясь в пустыню, вручил Иоанну сыновца своего Дмитра, с которым Иоанн впоследствии отправился в горы в окрестности Краснополя (теперь городок Солотвин), где Иов жил отшельником в лесах недалеко от села Жарковы над речкой Манявкой [Смотри Історія скиту Манявського, написав і уложив д-р Юліан Целевич у Львові, 1887, стр. 12].

«Потом же Иоанн Вышенский, взявши отрока сыновьца его (Иова) Дмитра, иже бе вручил ему старец, прийде, и пребыть и той с ним время не мало», – говорит автор жития (Зоря гал[ицкая], 234). Как долго пробыл в том безлюдном месте наш писатель, об этом мы можем составить себе хотя и приблизительное, но все-таки довольно определенное понятие. Вот что мы далее читаем в житии:

Иоанн же Вышенский, поживши зде, паки отходит в святую гору; оставл при нем (Иове) отрока его, старцу же советовавше и моляше и не отлучатися от гор сих и пустиня, ибо есть, рече, прилично место спастися хотящим, еже и собысться… И в то время преставися ексарха великаго трону константинопольскаго, Гедеон Балабан, епископ львовский (З[оря] гал[ицкая], стр. 234, 235).

А так как Гедеон Балабан умер в 1607 году, то ясно отсюда, что пребывание Иоанна Вишенского в Покутской Руси длилось без малого два года (1605 – 1607). Вот и все, что мы можем более или менее достоверного сказать о жизни знаменитого полемиста.

Попытаемся теперь коснуться вопроса о хронологической последовательности сочинений Иоанна Вишенского. Нет сомнения, что особенного интереса определение это пока не составляет. Иоанн Вишенский, по-видимому, начал писать уже в зрелом возрасте, когда его мировоззрение и его понятия уже совершенно сложились и кристаллизировались, а поэтому в его сочинениях мы не замечаем почти никаких признаков индивидуального развития. Тем не менее, однако ж, определение хронологической последовательности сочинений может быть не без пользы для историка южнорусской литературы того времени, как и для оценки современного религиозного и общественного движения.

Едва ли не первое по времени из известных нам сочинений Иоанна Вишенского есть его послание к князю Острожскому. Послание это было ответом на изданную православными в 1597 г. книжку «Ekthesis, albo Krótkie zebranie spraw, które się działy na partykularnym, to jest pomiestnym synodzie w Brześciu Litewskim», изображавшую незаконные действия митрополита Михаила Рогозы и епископов, принявших унию, равно как и на книгу, защищавшую этот собор. Почти одновременно с этим посланием должно было быть написано и «Писание к утекшим от православное веры епископом». Из заглавия этого писания видно, что оно составлено еще при жизни митрополита Михаила Рогозы, умершего в 1600 году. Значит, оба эти сочинения должны быть отнесены к последним годам XVI стол., а именно 1596 – 1600.

Что касается определения времени составления двух других сочинений Иоанна Вишенского, а именно «Зачапки» и «Краткословного ответа», то для этого мы имеем некоторые данные в самих этих сочинениях. «Краткословный ответ» есть опровержение второго издания сочинения Скарги «О jedności kościoła bożego». Издание это вышло в 1590 году в Кракове и прислано было нашему автору патриархом александрийским Мелетием Пигасом для изъявления лжи этого иезуитского сочинения. Так как Мелетий Пигас умер в 1601 году, а в «Краткословном ответе» о нем говорится как о живом, то сочинение это должно было быть составлено в период 1590 – 1601, скорее всего во второй половине последнего десятилетия XVI в. или в первом году XVII в.

«Зачапка» написана несколькими годами позже. Не только Мелетий Пигас, но и львовский епископ Гедеон Балабан упоминаются в ней как покойные – значит, сочинение это написано уже после 1607 года, по возвращении Иоанна Вишенского из Покутья.

Так как в прилагаемом ниже оглавлении «Зачапка» или загадка упоминается, то, несомненно, и эта попытка собрания всех сочинений Иоанна Вишенского принадлежит времени позднейшему, после 1607 года. Когда появились прочие известные нам сочинения нашего автора – об этом судить мы не имеем никаких данных.

Примітки

Вперше надруковано російською мовою в журн. «Киевская старина», 1889 р., кн. 4, с. 141 – 151. Підпис: Мирон.

Подається за першодруком.

Зберігся автограф начерку статті І. Франка під заголовком «Новые данные к оценке литерат[урной] деят[ельности] Иоанна Вишенского» (ф. 3, № 220, арк. 10 – 11).

Гуттен Ульріх фон (1488 – 1523) – німецький письменник, видатний представник гуманізму, майстер політичної полеміки.

западное течение отчуждает целые семьи, целые слои от русского народа – Йдеться про те, що під впливом реформаційних релігійних рухів на Заході українська шляхта відрікалася від православної церкви, переходила в католицьку віру з метою досягнути привілейованого становища в суспільстві.

Платон (428 або 427 – 348 або 347 до н. е.) – давньогрецький філософ-ідеаліст.

Арістотель (384 – 322 до н. е.) – давньогрецький філософ, учений-енциклопедист, учень Платона. Арістотелізм проймав усі філософські курси в Києво-Могилянській академії.

положено было впоследстви и во главу нового православного просвещения. – Йдеться про спрямування освіти в Києво-Могилянській академії (1633 – 1771), яка успадкувала наукові здобутки так званого латинського світу. Крім природничих та богословських наук, мов, студентам академії викладали риторику, поетику, діалектику (уміння виголошувати промови і проводити диспути), філософію в дусі пізніх схоластичних учень, спрямовану проти філософії католицизму – томізму.

Баранович Лазар (1620 – 1693) – український церковний і політичний діяч, письменник-полеміст. Ректор Києво-Могилянської колегії (з 1650 р.).

Галятовський Іоаникій (? – 1688) – український письменник, культурний діяч. Ректор Києво-Могилянської академії (з 1657 р.).

двумя беглыми замечаниями Игнатия из Любарова… – Йдеться про життєпис I. Княгиницького, опублікований у збірнику «Зоря галицкая яко альбум на год 1860» під назвою «Жизнь преподобного отца Іова, основателя ставропигиальной скитской обители чину св. Василия, списана современником Игнатием из Любарова».

свидетельство архиепископа Филарета… – I. Франко посилається тут на книжку: «Обзор русской духовной литературы» (вид. 3-є, Спб., 1884) чернігівського єпископа та історика Філарета (в миру Дмитро Григорович Гумілевський; 1805 – 1866).

Афонська гора – східний виступ Халкідонського півострова в Егейському морі, де з 11 ст. утворився один із релігійних центрів давньоруської православної церкви. Афон виступав провідником візантійських і південнослов’янських впливів на Русь і навпаки.

Терлецький Кирило Семенович (? – 1607) – церковний діяч, один із ініціаторів Берестейської церковної унії.

Збируйський Діонісій (Дмитро Грицькович) – церковний діяч, в 1596 – 1603 рр. холмський уніатський єпископ.

Сексоном и Магдебурским правом свое черево кормил… – У наведеній цитаті з Вишенського йдеться про середньовічний судебник «Саксонське зерцало» – звід феодальних правових норм, чинних у тодішній Саксонії, та про магдебурзьке право, що було запроваджене у німецькому місті Магдебурзі і поширилося на багато європейських міст, у тому числі й на українські та білоруські. Вишенський у даному разі натякає на те, що Діонісій Збируйський перед висвяченням на єпископа був юристом.

Дерманський монастир – монастир у селі Дермань, нині Здолбунівського району Рівненської області.

Октоїх (восьмигласник) – богослужбова гімнографічна книжка. Пісні в ній подавалися на весь тиждень і були розписані на вісім голосів. Іов Княгиницький брав участь у підготовці октоїха, який вийшов друком 1604 р.

Угорники – село, нині Богородчанського району Івано-Франківської області. В Угорниках був монастир архістратига Михаїла, де жив Іов Княгиницький до виїзду в Маняву.

Целевич Юліан Андрійович (1843 – 1892) – український історик і педагог.

Балабан Гедеон (1530 – 1607) – львівський єпископ (з 1566 р.), противник Берестейської унії, сприяв розвитку освітньо-видавничої справи.

Рогоза Михайло (? – 1599) – київський митрополит, один із ініціаторів Берестейської церковної унії 1596 р.

Скарга (Петро Павенський; 1536 – 1612) – польський єзуїт, письменник, виступив ініціатором Берестейської унії, вів релігійну полеміку з православним духівництвом.

Пігас Мелетій (30-ті роки XVI ст. – 1601) – олександрійський патріарх, брав активну участь у справах православної церкви на Україні.

Подається за виданням: Франко І. Я. Зібрання творів у 50-и томах. – К.: Наукова думка, 1980 р., т. 27, с. 318 – 326.