Галицко-русский «Savoir vivre»

Иван Франко

В известном «Дополнении к очерку славяно-русской библиографии В. М. Ундольского», составленном Я. Ф. Головацким (Приложение к XXIV тому «Записок Императорской академии наук», № 3, С.-Петербург, 1874) обозначено на странице 40 под № 203 довольно загадочное сочинение под заглавием «Полѣтика свѣцка» в 12 долю (без обозначения места и года печати, вероятно, в Почаеве, около 1800 года). Покойный галицко-русский ученый не отметил одного довольно важного обстоятельства: что экземпляр сочинения, который, по всей вероятности, был у него под рукой, есть только отрывок, а не самостоятельное сочинение. Быть может, это был тот самый отрывок, который составлял собственность русинского депутата о. Ивана Озаркевича, когда-то хорошо знакомого с покойным Головацким; отрывок этот в настоящее время находится у П. И. Житецкого.

На библиографическо-археологической выставке Ставропигийского института во Львове 1888 года в числе прочих редких изданий и рукописей находилась также книжечка, часть которой составляла названная выше «Полѣтика свѣцка». Книжечка эта в настоящее время составляет большую библиографическую редкость; единственный известный нам экземпляр хранится в библиотеке епископского собора в Перемышле. Вот почему, чтобы исправить библиографическую неточность, допущенную Я. Ф. Головацким, а также ввиду несомненного культурного интереса, который представляет эта книжечка, мы предлагаем ее точное описание и изложение содержания и перепечатываем вполне ее последние страницы.

Заглавие книжечки, о которой идет речь, следующее:

«Букварь языка славєнскагω, чтєнїя и писанїя оучащимся, въ полєзноє руковождєнїє тνпомъ изданъ, при храмѣ Оуспенїя пртыя Бцы въ Бгоспасаємомъ Градѣ Лвовѣ. Року Бжїя аψч. Мца октоврїя а дня». Формат – малое 8°, страниц ненумерованных 52. Как видим, почти все обозначения и предположения Головацкого оказываются неверными. Издание вышло не в Почаеве, но во Львове, не около 1800, а в 1790 году, не в 12, но в 8 долю листа. О каком-нибудь особенном, втором издании «Свѣцкой полѣтики» без «Букваря», которое мог бы иметь под рукой Головацкий, не может быть и речи, уже потому одному, что и он не имел целой книжки, но только отрывок без заглавного листа, да и отрывка того не описал так, как бы следовало.

Вот содержание книжечки:

Лист 1 (заглавный) verso: Писмена; л. 2 verso – 3 recto: Слоги изъ двохъ писменъ; л. 4 v. Реченія изъ единаго триписменнаго слога; л. 5 г. Реченія изъ двохъ четыреписьменныхъ слоговъ; 5 v. Реченія изъ разнаго числа слоговъ; л. 6 v. Реченія единаго слога, составленнаго изъ разнаго числа писменъ; л. 7 г. Рѣчъ изъ реченій составленная ; л. 8 г. Слоги подъ титлами; 10 v. Просодія строчная (знаки препинания) и просодія верхняя; л 11 г. Примѣчаніе: знай яко ко доброму и искусному чтенію не токмо писмена и слоги, но и просодію разумѣти потребно есть. Тѣмже по слогах прими абіе начертаній просодійскихъ истолкованіе, и отрокомъ оучащимся предлагай сицево изясненіе, и проч.

Л. 12 г. О Бозѣ, что и каковъ и коликій есть Богъ нашъ.

Л. 13 v. О Божіемь промыслѣ, каковый имѣеть Богь и обще ко всѣмъ тваремъ своимъ, и особливо къ человѣку о вѣчном его спасеніи.

Л. 17 г. Тайны Новаго Завѣта.

Л. 17 v. Заповѣди церковнаго правителства.

Л. 17 v. О законѣ Божіи, которымъ всякъ целовѣкъ долженъ оуправляти житіє свое, дабы живота вѣчнаго не лишился.

Л. 24 r. и v. Число (церковное, гражданское, латинское и словами, до 10000).

Л. 25 r. Молитвы оутренныя, яже должно есть отроча, воставъ отъ сна, Богу благочестно воздати, первѣе оубо да знаменуется крестомъ кланяяся и глаголя, и проч.

Л. 26 r. : Примѣчаніе: Когда отрокь послѣдующимъ молитвамъ оучится, подобаеть оучителю кождія молитви содержанія и силу показовати ему, дабы читая ихъ предъ Богом зналъ, чего от Бога просить. Должень також-де и сія славенскія реченія простымъ рускимъ языкомъ ему истолковати. А дабы онъ сказуемое и изясняемое лучше оуразумѣлъ и въ памяти затвердити моглъ, потреба по всякомъ изясненіи вопрошати его о томъ, что ему просто по…зовано.

Л. 29 r. Символь православныя вѣры (конечно, съ униатским «Отца и Сына исходящаго»).

Л. 30 v. Исповѣдь повседненная.

Л. 33 v. Молитвы предъ обѣдом. Благодареніе по обѣдъ.

Л. 34 r. Молитвы предъ вечерею. Благодареніе по вечери.

Л. 35 r. Молитвы на сонь грядущымъ.

Л. 37 v. Служенія до службы Божія. Дѣтем младымъ… потребное.

Л. 44 v. до конца; Полѣтика свѣцкая, отъ иностранныхъ авторовъ вкратцѣ собранная. Младымъ прилична, всѣмъ же обще благопотребная.

Букварь этот, как видит читатель из представленного тут перечня его содержания, – это в некотором роде целая энциклопедия того, чему в то время учили в галицко-русских народных школах. Есть здесь и элементы чтения, счеты, молитвы повседневные, «служение до службы Божьей», нужное особенно в городах, где и в униатских церквах по латинскому обычаю заведены «тихие», читанные службы, при которых священнику прислуживали обыкновенно школьные мальчики, и в конце «Свѣцкая полѣтика», т. е. правила благоприличия.

Издание этого букваря с его примечаниями и материалом было одним из проявлений духа западно-европейского просвещения в галицко-русской народной школе. После «Псалтири» и «Часослова», служивших до сих пор единственными, кроме азбуки, пособиями при элементарном обучении, это был значительный шаг вперед. И хотя вообще «Букварь» имеет характер церковный, так как и школа народная в то время находилась исключительно в ведении церкви и духовенства или причта церковного, и писан языком церковным, но интересно то, что когда дело доходит до чисто мирского сюжета, которому автор желал более широкого распространения среди народа, то и язык его в значительной степени приближается к простонародной речи, или же к той южнорусской литературной речи, которая выработалась в XVII стол[етии] под пером Вишенского, Галятовского и др.

Нет сомнения, что если бы австрийское правительство серьезно захотело помочь развитию русского элемента в Галиции или, по крайней мере, не задерживать это развитие, то уже с концом XVIII столетия мы имели бы здесь начатки возрождения литературы и образованности. Как известно, австрийское правительство сначала как будто размахнулось сделать нечто подобное. В 1783 году оно устроило во Львове русскую духовную семинарию, в которой некоторые предметы преподавались на русском (славено-русском, конечно) языке. В 1785 году семинария эта превращена из диецезиальной в генеральную, в которую поступали слушатели-униаты из Угорской Руси, Хорватии, Семиградии. В 1786 году приказано настоятелям этой семинарии при повторительных обучениях было, особенно в богословии пастырском, нравственном и догматическом, употреблять для русинов язык русский; на том же языке должны были слушатели сочинять проповеди, катехизические науки и другие уроки, которые ежегодно предлагались правительству для рассмотрения.

С 1787 г. были учреждены особые студии на русском языке в самом университете Львовском, где все обязательные предметы на факультетах богословском и философском преподавались для русинов по-русски. И хотя язык этих лекций был мертвый церковно-славянский и самое содержание их не отличалось ни живостью, ни оригинальностью, ни научностью, – все-таки русины с неимоверной жадностью бросались на эти крохи европейского знания, какие им достались, и в течение одного десятилетия не только выделили довольно значительную массу духовенства, несравненно более образованного, чем те полуграмотные дьячки, какие в польские времена поставляемые были в пресвитеры, но сверх того, произвели значительное число людей с высшим европейским образованием [Я.Ф. Головацкий. Первое движение русинов в Галиции. Науковый вестник Матицы, 2, 1865. Стр. 76, 77 и 79. – Прим. І. Франка].

Заботясь о высшем образовании русинов, австрийское правительство в то же время думало и о первоначальном обучении масс народных. Для существовавших кое-где церковно-приходских школ (их в момент перехода Галиции под австрийскую власть не было, кажется, и сотни) изданы «Азбука», «Катехизис» (1786), «Букварь» (1790), Часослов (1790). В следующем году правительство приказало, чтобы по всем местностям восточной Галиции, где не было немецкой или польской «тривиальной» школы, учреждены были русские тривиальные школы. Таким образом «Букварь»…, изданный братством Ставропигийским первоначально быть, для немногих «братских» и церковно-приходских училищ, должен был удовлетворять со временем нуждам значительно большего числа школ.

Как велико было число русских школ народных, которые возникли вследствие правительственного распоряжения 1791 г., мы не знаем. Правда, в 1816 году, во время совещаний в Львовской губернии по делу народных школ лат[инский] арцибискуп Анквич говорил, что «в продолжении 44 годов ни под владением Марии-Тересии, ни во время цесаря Иосифа II, ни позже о русских школах в Галиции ничего не было слышно», но арцибискуп этот отличался тем, что не слышал многих вещей, слышных всему миру, и хотел даже залить свинцом сердце большого колокола на Успенской церкви, чтоб не слышать еженедельного звона этого «русского Кирилла».

Что о русских школах Анквич не слыхал ничего потому только, что не хотел, это мы видим из письма импер[атора] Франца I от 14 ноября 1817 года, в котором он с большою признательностью высказывался о деятельности галицко-русского духовенства в деле основания народных школ, которых, по данным консисторий в одной перемышльской епархии в том году было 227. Сколько их было в епархии львовской, в два раза с лишком большей, мы не знаем, но, во всяком случае, можем полагать, что в 1817 году было в Галиции по крайней [мере] 500 народных училищ и школ грамотности. Мы имеем меры правительственные показания, подтверждающие, что русское духовенство в деле народного образования опередило польское, среди которого только с половины 1830-х годов началось более заметное движение в пользу основания народных училищ.

Что эти первоначальные училища для своего времени совсем не были плохи, это доказывают старания перемышльских русинов об основании в этом городе русской (базилианской) гимназии, в которой можно бы было продолжать образование, начатое в народных училищах (Головацкий, «Первое движение», 93). Но дело это не выгорело, так как еще во время Леопольда II, а главным образом при императоре Франце I, началась в Австрии бюрократически-шляхетская реакция, которая заставила правительство относиться подозрительно и даже враждебно к развитию образования всяких демократических элементов, в том числе, очевидно, и русинов.

Но преподавание русского языка в университете Львовском признано излишним уже в 1800 году, а в 1806 году и весь этот университет признан был тоже излишним и перенесен в Краков; Львовский университет низведен на степень лицея, где некоторые богословские предметы читались еще по-русски, но недолго, в 1808 году русское слово совсем устранено из высшего образования вплоть до 1848 года, Не миновала «чаша сия» и народных школ. В 1805 г. русские народные школы отданы были в управление латинской консистории, и это распоряжение осталось в полном действии до 1815 года. Мы не имеем никаких известий о том, какое влияние имело это управление на ход и развитие школьного дела. Кажется, что навязывание русским детям польского языка, в ущерб всяким педагогическим резонам, началось уже в ту пору, потому что в 1817 году митрополит Мих. Левицкий, во время совещаний в губернии, касавшихся реформы школьного дела, как первое требование русинов предложил, чтобы во всех русских сельских училищах заведено было обучение русскому языку, – значит, до того времени язык этот в сельских училищах был в пренебрежении или даже в загоне.

Но 1817 и 1818 годы принесли русинам еще худшее. Пресловутая «реформа», о которой велись в Львовской губернии совещания специальной комиссии, была проведена по плану самого худшего врага русинов, львовского лат[инского] арцибискупа Анквича. Несмотря на протесты русинов, митрополита Левицкого и каноника Могильницкого, комиссия решила, а император в 1818 г. подтвердил, что,

«считая употребление русского языка необходимо нужным при катехизациях, не воспрещается священникам самим или посредством своих помощников обучать школьное юношество чтению и писанию русскому, но русский язык не может быть предметом публичного обучения, ибо язык этот, в письме мало употребительный, не имеет никакого общественного употребления ни в промышленности, ни в военной службе, – и чтобы во всех школах народных и для русинов язык польский остался учебным языком как единственный во всей Галиции «язык краевой» (Landessprache). Впрочем, громадам русским не воспрещается заводить и русские школы, которые, однако ж, будут считаться частными заведениями и не имеют права на пособие из школьного фонда» (Головацкий, «Первое движение», 96).

Эти нелепые постановления польских шовинистов, подтвержденные реакционной бюрократией, оставались в полной силе вплоть до 1848 г., тормозя развитие народного образования и отбивая у народа охоту к школе. Впрочем, где всего этого было мало, где «панщизняные» мужики в упор стремились к образованию, там паны пускали в ход другие способы, особенно же давно излюбленное средство – отдавать учителей и дьяков в рекруты. На это жаловались мужики села Гошева митрополичьему визитатору Ник. Шадурскому еще в 1762 году; на то же самое жалуются и в 1840 г. крестьяне села Стецевы митрополичьей консистории.

Эта печальная страница из истории школьного дела в Галицкой Руси пусть будет вместо комментария к библиографической заметке о «Букваре» 1790 года, равно как и к следующей извлеченной из него статейке. Статейка эта, первая и единственная в этом роде работа в галицко-русской литературе, заслуживает некоторого внимания не только по своему языку, но и как образчик нравов тогдашней несколько образованной части галицко-русского населения. Безымянный автор «Полѣтики свѣцкой» в самом заглавии заявляет, что статья его – «отъ иностранныхъ авторовъ вкратцѣ собранная», но все-таки кажется, что он главным образом следовал образцам польским, хотя в некоторых местах придется признать известную долю оригинальности.

Примітки

Вперше надруковано в журн. Киевская старина, 1891 р., т. 32, кн. 2, с. 281 – 299, без підп. Авторство: Мороз М. Документи, зв’язані з габілітацією Івана Франка у Львівському університеті в 1894 – 1895 роках // Іван Франко. Статті і матеріали. – Львів, 1962. – Зб. 9. – С. 149. В ІЛШ зберігаються матеріали до статті, зібрані І. Франком (ф. 3, № 195).

Подається за першодруком.

Ундольський Вукол Михайлович (1815 – 1864) – російський бібліограф і бібліофіл, збирач і дослідник пам’яток давньої літератури, автор книжки «Очерк славяно-русской библиографии (с дополнениями А. Бычкова и А. Викторова)» (1871).

Озаркевич Іван Іванович (1826 – 1903) – священик із с. Белелуя Снятинського повіту, культурно-освітній і політичний діяч, депутат парламенту у Відні, батько української письменниці Н. Кобринської.

Псалтир – Книга псалмів, одна з книг Старого Завіту, що складається зі 150 ліричних пісень-псалмів. Авторство більшості з них приписується цареві Давиду, водночас книга містить і твори пізнішого періоду. Використовується в літургії.

Часослов – у християнських церквах богослужебна книга, що містить тексти релігійних пісень та молитов для щоденних церковних відправ.

Анквіч Анджей-Алоїз (1774 – 1838) – львівський римо-католицький архієпископ у 1814 – 1833 рр. З 1817 р. був першим ректором відновленого Львівського університету.

Левицький Михайло (1774 – 1858) – церковний і громадський діяч, перший кардинал-українець, багато зробив для розвитку українського шкільництва у Галичині. Перемиський єпископ (з 1813), галицький митрополит (з 1816, з 1848 р. – примас Галичини).

Могильницький Іван (1777 – 1831) – український культурно-освітній та церковний діяч у Перемишлі. Автор першої в Галичині граматики української мови, укладач хрестоматії української літератури (в рукописі).

Шадурський Микола (? – ?) – ватиканський протонотарій і генеральний інспектор львівського греко-католицького єпископату, залишив цінний опис усіх церков і парафій цього єпископату за 1762 – 1768 рр.

Наталія Тодчук

Подається за виданням: Франко І.Я. Додаткові томи до зібрання творів у 50-и томах. – К.: Наукова думка, 2008 р., т. 53, с. 237 – 244.