Сравнение вирши и драмы

Иван Франко

Подробное сравнение вирши с драмой очень поучительно, ибо оно наглядным образом иллюстрирует процесс перехода духовной драмы в виршу, а с другой стороны может, при неисправности текста драмы, дать нам некоторые указания для восстановления ее первобытного целого. Но прежде всего уместен вопрос: действительно ли изюмская вирша произошла от драмы, похожей на ту, которой текст напечатан выше, а не наоборот?

В том, что первообраз или скорее источник изюмской вирши был драмой, нельзя и сомневаться. Другое дело – была ли это именно та драма, которой список сохранился в тетрадке Ф. Кышко на галицко-русском Подгорье? Есть моменты, допускающие как утвердительный, так и отрицательный ответ на этот вопрос, и мы постараемся тщательно проанализировать те и другие.

В пользу предположения, что изюмская вирша произошла из драмы, если и не вполне идентичной с напечатанным выше текстом, то очень к нему близкой или, точнее сказать, более полной, говорит, во-первых, близкое сходство или даже полное совпадение многих стихов вирши и драмы, во-вторых, сходство характерных и не очень обыкновенных названий демонов «Бынарей и Трубарей», из коих особенно первое только после сопоставления с драмой становится понятным: в драме демон этот называется Венера или Генера (это может быть описка полуграмотного копииста), или сокращенно Нера, хотя для самого составителя драмы демон этот мужского рода.

Составитель вирши еще менее знал классическую мифологию и этого Венеру переделал на Бынарей в множественном числе, после чего и Трубаю пришлось разложиться на множество Трубарей. Оставляя в стороне такие шаткие доказательства, как язык и размер стиха, мы укажем еще на одно сходство, по нашему мнению, очень знаменательное – это эпизод с Соломоном, общий как вирше, так и драме, и не принадлежащий к общим местам религиозно-драматической литературы и даже не встречающийся в той форме нигде более в известных нам текстах религиозных драм; ниже мы отметим его существование, но с другими действующими лицами.

Рассмотрим теперь соображения, говорящие против преемственной связи вирши с драмой. Самым веским доказательством в этом отношении можно считать содержание одной и другой. Сравнивая содержание вирши с содержанием драмы, мы с первого взгляда склонны заключить, что имеем дело с двумя различными композициями, имеющими, конечно, общую тему и принадлежащими одной и той же литературной школе, но совершенно различными по исполнению в подробностях. Эпизоды, имеющиеся в вирше, отсутствуют в драме и наоборот; действующие лица в драме не совсем те, какие действуют в вирше. Насколько подобный взгляд согласен с фактическими данными, какие мы можем добыть при изучении вирши и драмы, это покажет более подробный анализ и сравнение их содержания. Исходной точкой при этом мы берем виршу, так как текст ее во всяком случае не столь сомнительный и испорченный, как текст драмы.

Содержание изюмской вирши в той форме, как мы напечатали ее выше, состоит из восьми эпизодов и заключительного двустишия – обычного поздравления с праздником, свидетельствующего о том, что вирша производилась юношами, может быть школьниками, ходящими от двора во двор и получающими за это угощение или какую-нибудь подачку. Нет сомнения, что именно для этой цели она и была составлена, и нет ничего неправдоподобного в предположении, что автор для составления вирши воспользовался известной его публике религиозной драмой, сокращая и переделывая ее сообразно со своими целями. Но так ли это было в действительности, мы увидим из дальнейшего изложения.

Эпизод 1. Рассказ об Иуде и разговоре с ним Люцыпера (стихи 1 – 20). Здесь нужно различать три отрывка, а именно:

1) эпический рассказ о смерти Иуды (ст. 1 – 6) – очевидная литературная собственность составителя вирши; в драме, по всей вероятности, смерти Иуды изображено не было, но действие начиналось прямо в аду сценой входа души Иуды и приветной речью Люцыпера.

2) Речь Люцыпера к Иуде, особенно ст. 7 – 15, должна быть прямо заимствована из драмы. Но исчерпывался ли этой речью весь эпизод с Иудой? Вероятно, нет; Иуда должен был также говорить что-нибудь, а начальные слова речи Люцыпера «Обытай же Іудо» указывают на то, что им предшествовал целый диалог, и эта речь была его заключением. Этого эпизода в нашей драме нет, кроме небольшого упоминания об Иуде (ст. 108 – 109). Но нам кажется очень возможным допустить, что в полном первоначальном тексте драмы эпизод этот был; в этом утверждает нас то обстоятельство, что текст нашей драмы, очевидно, не имеет начала, так как первый ее стих начинается с «але», значит, есть ответ на какие-то прежде высказанные, но в рукописи утраченные, положения.

3) Вторая часть речи Люцыпера в вирше (ст. 16 – 21), по всей вероятности, вставлена туда автором вирши из какой-нибудь другой речи Люцыпера, обращенной не к Иуде. В этом предположении укрепляет нас то обстоятельство, что два стиха этой речи (ст. 18 и 10) довольно близко воспроизводят ст. 160 и 165 драмы, где имеется речь Люцыпера к Аду.

Эпизод 2. Возвращение Бынарей и Трубарей и их речь к Люцыперу и всем демонам (ст. 22 – 33) есть только бледная и слабая переделка того же эпизода, со сценической живостью изображенного в драме (ст. 257 – 428) и составляющего ее драматическую piece de resistance. Хотя в вирше этот эпизод передан всего 12 стихами, из коих 4 эпические, значит, опять-таки прямая собственность составителя вирши, но из прочих восьми стихов четыре (30 – 33) почти буквально взяты из разных мест нашей драмы (сравни ст. 309 – 310, 312 – 313, 381 – 382). Ввиду этого связь этого эпизода вирши с соответственным эпизодом драмы становится несомненной.

А в таком случае интересно проследить, как обращался автор с текстом драмы, переделывая его в виршу. Как видим, в драме эпизод этот обнимает 171 стих, коим в вирше соответствует 12. В драме дело развивается таким образом: Венера входит и рассказывает, что Христа присудили к смертной казни; второй демон рассказывает, что Христа распяли на кресте; третий возвещает, что Христос умер. Люцыпер торжествует, но Ад высказывает свои опасения. Тогда входит новый демон, которого речь более-менее соответствует речи Бынарей и Трубарей вирши, с изъятием ст. 26 – 27, которым соответствуют дальнейшие распоряжения Люцыпера (ст. 357 – 360).

Затем приходят прочие демоны (в нашем тексте, должно быть, по описке копииста, Генера приходит второй раз) и подтверждают, что Христос в самом непродолжительном времени явится в аду. Люцыпер храбрится и делает распоряжения к защите. Еще один демон прибегает, который опять повторяет то, что воспроизведено и в вирше. Люцыпер еще раз напоминает своим слугам, чтобы защищались храбро, ибо он не понимает, какой это «царь славы» идет на них. Св. Иоанн Креститель напоминает Люцыперу о пророчествах насчет «царя славы», но Люцыпер упорно отказывается понимать это и еще раз побуждает своих слуг к стойкости, хотя у самого храбрость заметно падает и он оказывается склонным даже к некоторым уступкам в пользу неведомого «царя славы».

Еще более падение видно из ответа демонов на эту речь Люцыпера; и в этот момент у ворот ада является Христос. Как видим, содержание этого эпизода в драме богатое и расположенное, пожалуй, не без драматического таланта, между тем как вирша не дает содержания всего эпизода, но только выхватывает один момент и на нем сосредотачивает все внимание слушателя, не утомляя его пересказом сложных картин и контрастов, составляющих главный интерес драмы, но неудобных в эпическом изложении, а особенно в вирше, которая должна действовать не сложными, но прямыми и выпукло проведенными штрихами.

Эпизод 3. Приближение Христа к аду и песнь ангелов (ст. 34 – 41). В нашей драме песнь эта, собственно двустишие

Отчинѣте князи, врата ваша,

Входит во вас царь славы, –

вложено в уста самому Христу, но обыкновенно, как увидим ниже, в пасхальной драме слова эти поют ангелы, так же, как и в вирше. Быть может, что так было и в той редакции драмы, по которой составлена вирша, но можно допустить и то, что автор обращался с драмой довольно свободно и переделывал ее сообразно с планом, совершенно отличным от того, каким руководствовался составитель драмы. В этой догадке укрепляет нас особенно рассмотрение следующих эпизодов.

Эпизод 4. Ответ Люцыпера на вызов ангелов, его обращение к демонам и ответ этих последних (ст. 42 – 64). Этот эпизод как нельзя лучше иллюстрирует «творческий» метод составителя вирши. В нашей драме, как видим, на месте, соответствующем месту этого эпизода вирши, нет ничего аналогичного.

Но тем не менее было бы натяжкой утверждать, что в драме вовсе нет ничего соответственного этим строкам вирши. Напротив, мы видим из 21 стиха, составляющего этот эпизод вирши, целых 11 более или менее дословно повторяющихся в тексте нашей драмы. Составитель вирши подобрал их как-то случайно, и поэтому эпизод этот страдает некоторой противоречивостью и несообразностью.

Первая его часть (ст. 42 – 47) – ответ Люцыпера на ангельскую песнь – выставляет этого последнего еще гордым и самоуверенным; здесь воспроизведены, между прочим, слова Люцыпера из более раннего эпизода драмы (ст. 362), где князь демонов побуждает своих слуг к борьбе с Христом.

Но ежели эти слова в этом месте вирши еще можно понять, то уже совсем нельзя назвать уместными дальнейшие его слова, обращенные к демонам (ст. 48 – 53), где Люцыпер призывает своих слуг совещаться, как бы им душу Христову удержать в аду.

В драме это совещание есть, но в самом почти начале; составитель вирши заимствовал оттуда почти все свои стихи (вирша, ст. 48 – 50 = драма, 142 – 144, вирша, 52 – 53 = драма, 146 – 147). Ответ демонов на призыв Люцыпера тоже почти целиком взят из роли Люцыпера и Ада в нашей драме (вирша 54 – 55 = драма, 294 – 295, вирша, 56 – 57, сравни драма, 225 – 226 и 326 – 327). В конце ответ Люцыпера демонам взят опять-таки из более раннего эпизода драмы (вирша, 60 – 64, сравни драма, 175 – 176).

Таким образом, этот эпизод вирши, по-видимому, столь живой и драматичный, оказывается в сущности механическим конгломератом отрывков драмы, взятых из разных ее мест, пропущенных составителем вирши ранее и почему-то вставленных как раз сюда, может быть, с целью достигнуть некоторого замедления в рассказе.

Эпизод 5. Вступление Христа в ад и вопль Люцыпера (ст. 65 – 78). Этот эпизод для нас очень интересный, как одно из лучших доказательств, что вирша произошла из драмы, довольно близкой к нашему тексту. В ст. 65 – 66 мы видим прямое отражение заметки в драме, что «Христос входит в пекло и освещает своим промѣнем», из чего составитель вирши сделал двустишие:

Между тым Христос и к пеклу прыблыжыся,

То мрачное пекло свитом просвитыся.

Вопль Люцыпера напоминает вопль Ада в драме (ст. 447 – 448), да и дальнейшие его слова имеют в драме свои параллели (вирша, ст. 73 – сравни др., ст. 95 – 96, вирша, ст. 77 – сравни др., ст. 348, 350). Интересно здесь упоминание об Иоанне Крестителе, которого Люцыпер называет Иваном Косматым, совершенно под стать тому эпизоду, который отведен Иоанну Крестителю в драме (ст. 198 – 255). Что характерного прозвания «Иван Косматый» нет в драме это ничего не доказывает; оно могло быть, но может составлять собственность вирши, которая вообще любит употреблять пластичные эпитеты.

Эпизод 6. Христос разрушает ад, разговаривает с Адамом и уводит спасенные души с собою (ст. 79 – 94). Первообраз этого эпизода только отчасти сохранился в драме, которой текст здесь очень испорчен и, кроме того, имеет, кажется, между стр[оками] 452 и 453 большой пробел; на это наводит нас то обстоятельство, что в ст. 452 говорящий персонаж – Люцыпер, между тем как в следующих стихах промовляет несомненно Ад («А мене, Ада» и т. д.).

Всматриваясь в содержание всей тирады (ст. 449 – .466), вложенной в уста Люцыпера, мы тоже замечаем в ней пробел: начальные четыре стиха обращены к Христу, находящемуся в аду, прочие же – очевидно, отрывок сетований Ада после ухода Христа из ада вместе с праведными душами, из коих в аду остался один только Соломон. Вирша дает нам возможность хоть приблизительно восполнить этот пробел, и на ее основании мы можем утверждать, что в нашем тексте драмы утрачены ответы Христа на вопросы Люцыпера, заключающиеся в ст. 449 – 452, разговор Христа с Адамом и Евой и в конце его указание оставить в аду Соломона, который и сам придумает средство, как выбраться из ада.

Эпизод 7. После отшествия Христа с праведниками Люципер медленно приходит в себя и, узрев Соломона, оставшегося в аду, радуется, что хотя все ушли, но самый умный человек остался-таки у него (ст. 95 – 104). В драме этому эпизоду соответствует отрывок «хлипкой» речи Ада (ст. 453 – 466), которой начало утрачено. Обращение Ада к Соломону в вирше и драме почти слово в слово сходно (вирша, ст. 103 – 104, сравни драма, ст. 465 – 466).

Эпизод 8. Соломон отвечает, что ради него Христос еще раз придет в ад; это наполняет Люцыпера таким ужасом, что он велит вытолкать его в шею из ада (ст. 105 – 114). И этот эпизод воспроизводит драму довольно близко: речь Соломона для выразительности несколько распространена, между тем как приказ Люцыпера в вирше более брутален и груб, чем в драме, где Соломона только выпроваживают из ада, но не выталкивают в шею. Оканчивается вирша, как уже было сказано, обычным поздравлением, драма же передает еще слова Христа к Аду, очевидно, произносимые из-за сцены и обещающие ему новых пленников, после чего оканчивается торжественным пением Соломона.

Подробный анализ содержания вирши и сравнение его с содержанием драмы показывает, что вирша в общих чертах довольно верно воспроизводит содержание драмы, иногда даже заимствуя из нее целые стихи и двустишия; правда, в одном или двух случаях эта последовательность теряется, и составитель вирши в более поздний момент действия вставляет эпизоды, которые в драме занимают более раннее место. Это обстоятельство, конечно, говорит тоже в пользу совершенной зависимости текста вирши от текста драмы. Далее сравнение содержания вирши с содержанием драмы дало нам возможность открыть и, по крайней мере, гадательно выполнить два важные пробела в тексте нашей драмы: один в начале (эпизод с Иудой), а один при конце (разговор Христа с Адамом, и, может быть, и с другими праведниками в аду).

Но в тексте нашей драмы есть и такие эпизоды, которые не воспроизведены в вирше. Это, во-первых, длинный разговор Люцыпера с Адом в начале нашего текста драмы, где Люцыпер рассказывает о своих подвигах от создания мира и строит планы насчет захвата души Христовой, Ад же, являющийся лицом более авторитетным и рассудительным, высказывает свои опасения насчет Христа и советует оставить его в покое.

Мы в дальнейшем изложении коснемся еще этой не совсем обыкновенной персонификации Ада, здесь же должны заметить, что, может быть, именно эта необычность представления Ада, как живого лица, а не как места казней, и была причиной, почему составитель вирши пропустил этот эпизод. Автор драмы мог рискнуть такой вещью, так как сценическое искусство давало ему возможность представить ее пластично глазам зрителей, но автор вирши, обращающийся только к слуху, без помощи зрения, должен был вращаться в кругу привычных публике понятий, иначе он рисковал быть темным и непонятным.

Второй эпизод драмы, пропущенный составителем вирши, – это сцена между Люцыпером и Иоанном Крестителем. Сцена эта, особенно же речь Люцыпера, обращенная к Иоанну, выдержана в тоне бурлеска и должна была быть очень по вкусу составителя вирши, а между тем он совершенно оставил ее без внимания и едва вскользь упомянул об Иване Косматом, да и то в связи с совершенно другим кругом представлений. Можно предположить, что составитель вирши имел под рукою текст нашей драмы, не заключающий этого эпизода, а может быть, что текст вирши в этом месте неполный. Во всяком случае, и эта несхожесть вирши с драмой не может служить доказательством против зависимости изюмской вирши от пасхальной драмы, в общем плане тождественной с той, коей неисправный и неполный текст дошел до нас в списке Ф. Кышко.

Установление этой тесной связи изюмской вирши с драмой дает нам очень важный историко-литературный факт. Во-первых, оно бросает яркий свет на темную до сих пор и мало исследованную историю такого характерного для южнорусской литературы жанра, как духовная вирша, и позволяет, так сказать, подметить самый процесс составления вирши, оценивать и взвешивать те или другие побуждения и соображения ее составителя, а во-вторых, документы, введенные нами в дело при этом изучении, отысканы на огромном расстоянии друг от друга, один в Левобережной Украине, второй в Галицком Подгорье, в уголке, который, начиная со времен Владимира Великого вплоть до настоящего дня, жил отдельной от Левобережной Украины политической жизнью, входил и входит в состав совершенно отличных и во многом резко от прочей Южной Руси обособленных политических организмов.

Тесная, преемственная связь изюмской вирши с пасхальной драмой указывает на то, что, несмотря на политическую разрозненность, среди малорусского народа живы до сих пор и однородны на всем пространстве его расселения не только те древние предания, песни, верования и обычаи, которые обыкновенно составляют область этнографии, но живы также те литературные, книжные традиции, которые начали было вырабатываться в конце XVI и в XVII веках, но которым по разным историческим обстоятельствам не было суждено развиться более полным образом и сделаться рычагом более мощной, общенародной культуры.

Несмотря на всю свою скудность и бедность, эти начатки новой культурной работы находили благодарную почву среди южнорусского народа, проникали в массу, особенно городскую, более грамотную, и делались ей дороги. И как чешские гуситы, после победы реакции, после ухода из родины на изгнание утешались тем, что, помимо потери всего имущества, всего, что им было мило и дорого в родной стране, им удалось спасти как самую большую драгоценность «Кралицкую библию» и «Лабиринт мира», так и южноруссы, принужденные во второй половине XVII в. бросать едва развившиеся центры умственной и культурной жизни на Волыни, Подолье и Правобережной Украине и искать убежища в непроглядных степях Слободщины, не забывали захватывать с собою книг и даже рукописных произведений нового в Южной Руси драматического искусства как залога дальнейшего развития на более широком, но все же цельном и однородном базисе.

Нам кажется, что именно такою была судьба нашей пасхальной драмы. Составленная в первой половине XVII в. на правом берегу Днепра, она быстро сделалась популярной и распространялась не только с подмостков, сооружавшихся по городам в Страстный пяток или в самой церкви, или внутри церковной ограды для представления страданий, смерти и воскресения Спасителя, но и в рукописях, как назидательное чтение. И когда религиозная драма пришла в упадок, она в Левобережной Украине сократилась в виршу и в этой новой форме живет до сих пор в памяти народной, между тем как в своей первобытной родине она подвергалась совершенному забытью и только случайно уцелела в записной тетрадке полуграмотного крестьянина.

Примітки

Гусити – учасники антифеодального і національно-визвольного та антикатолицького руху, який набрав форми виступу проти католицької церкви та німецької агресії і вилився в гуситські війни (1419 – 1434). Ідейним натхненником гуситського руху був чеський мислитель Ян Гус (1369 – 1415).

«Біблія кралицька, або братська» – переклад Біблії чеською мовою, здійснений у 1579 – 1593 рр. в с. Кралиці (Моравія); друге видання – 1596, трете – 1613 р.

Подається за виданням: Франко І.Я. Зібрання творів у 50-и томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 30, с. 279 – 287.